Проблема перевода  стихотворений Лермонтова татарскими поэтами

Цель настоящей работы – исследование перевода стихотворений М.Ю. Лермонтова с точки зрения эстетической интерференции.

Эстетическая интерференция как одно из явлений художественного восприятия национальной литературы возникает в разных формах. Сильнее всего эстетическая интерференция реализуется в читательском восприятии, которое, имея свои характерные особенности отличается, например, от восприятия переводчиком литературного произведения. 

Это объясняется, прежде всего, тем, что каждый переводчик, создавая «новый» текст, знает, что основным источником расхождений его перевода и оригинала является иная языковая система, которая по своим объективным данным не в состоянии передать все тонкости воспринимаемого содержания. К тому же трудности языкового порядка осознаваемы: переводчик, в совершенстве владеющий языком, на котором создан оригинал, изучая творчество иностранного писателя, его стиль, художественную манеру стремиться избежать различного рода несоответствий и ошибок, поджидающих его.

Желая точно и верно воссоздать на родном языке произведение писателя, переводчик всегда стремиться привести его в соответствие и связать два разных начала в нем: план выражения – грамматическую и лексическую структуру языков – с планом художественного содержания. В читательском же восприятии как более субъективном, имеющим стихийную природу, мы чаще встречаемся не с соотношением разных языковых и культурных норм, а с их смешением, которое рождает интерференцию. 

В переводе большую роль играет лингвистическая интерференция, тогда как в сознании читателями она может происходить на лингвистическом уровне, так и в области содержания литературного произведения, его художественно-эстетических свойств. Кроме того, интерференция здесь возникает невольно, она не всегда превращается в текст, сохраняя при этом дискретную, континуальную форму выражения.

На основе соотношения планов содержания и выражения исследователи выделяют понятия доминанты. Доминанта – это конкретный элемент, который переводчик считает наиболее ценным в тексте, которому он придает особое значение в передаче на другом языке идеи произведения. 

В процессе перевода доминанта как основа концептуальности переводческой деятельности может быть не только в произведении, но и в переводчике и в воспринимающей культуре с точки зрения интерференции, наиболее интересным представляются первый и третий случаи. Тогда, когда переводчик ищет и выделяет доминанту в подлиннике, возникающее в его переводе расхождения будут относиться преимущественно не к области интерференции, а к интерпретации, то есть явлению, связанному с достижением и относительно полного понимания того смыслового ядра, которое составляет первооснову словесного текста. Если же он находит доминанту в воспринимающей культуре, – культуре возможного читателя – то в целом перевод на другой язык будет складываться иначе: не из многообразия смыслов художественного содержания подлинника, а из круга традиций, форм, образов своей литературы. В данном случае вполне справедливо говорить и об эстетической интерференции, даже тогда, когда речь идет о вольном или подражательном переводе. По сравнению с читательским восприятием, в котором она возникает непреднамеренно, в названных формах интерференция будет открытой, вызванной стремлением переводчика культивировать собственную национальную специфику, взаимную контрастивность разных литератур. Например, анализ эстетической интерференции в переводах стихотворений М.Ю. Лермонтова Г. Тукаем мы наблюдаем интерпретацию.

Произведения М.Ю. Лермонтова переводились многими татарскими поэтами и переводчиками. Среди них, кроме Г. Тукая, были и А. Исхак, и Ш. Маннур, и А. Баянов, и К. Наджми, и А. Файзи.

В своем сообщении мы проанализировали переводы стихотворение М.Ю. Лермонтова «Смерть поэта» К. Наджми и А. Файзи. 

Сразу необходимо отметить различие между этими переводами. Перевод К. Наджми доминантой выделяет собственно текст М.Ю. Лермонтова. Переводчик стараетяс не отходить от оригинала как в лингвистическом, так и в эстетическом плане. Об этом говорит первая же строфа:

Погиб поэт – невольник чести,
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой.

Һәлак булды шагыйрь – намус колы –
Ялалардан әрнеп егылды,
Күкрәгендә кургаш, һәм үч тулы
Мәгърүр башы аның бөгелде!..

Как видим К. Наджми старается передать не только лингвистическую точность, но и сохраняет ритмику стиха, и пытается передать точную стилистическую окраску самих слов. Сравните: поник переводится как бөгелде, гордый как мәгърүр. Дело в том, что в татарском есть синоним горур, но оно более жесткое, воинственное: горур – гордый, недоступный, величественный.

При подобном дословном переводе, конечно же, появляется эстетическая интерференция, связанная с особенностями культуры языка-народа оригинала. Это связано, в первую очередь, с тем, что в каждой культуре по отношению к другой имеются эстетические лакуны. И в переводе К. Наджми подобные лакуны передаются дословно, что приводит к эстетической интерференции:

И прежний сняв венок, они венок терновый
Увитый лаврами надели на него.
Элекке таҗ маңгаеннан алынды да,
Киертелде шөһрәт таҗы тигәнәктән.

Понятно, что в этих примерах можно отметить определенную интерференцию: венок – таҗ. Татарская лексема имеет слишком широкое значение. В оригинале же слово несет переносное значение. Терновый переводчик перевел как тигәнәк, дословно репей. Этой заменой переводчик нарушает библейский символ, вложенный М.Ю. Лермонтовым: поэт как мученик, распятый бесчестием на кресте.

И, соответственно, потерявшим свою символику и не очень понятным для татарского читателя становится и продолжение данной темы:

Тигәнәкнең энәләре маңгаенда
Яра ясап, кан бөрчеге тәгәрәткән.

Необходимо учесть, что в переводе К. Наджми опускается такое понятие, как Высший Божий суд:

Но есть и Высший суд, наперсники разврата,
Есть Божий суд, он ждет, он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.

Ләкин сезне, бозыклыкның якыннарын
Алда башка хөкем көтә көчле, яңа.
Көче җитмәс ул хакимгә алтыннарның,
Ярылып ята сезнең уйлар, эшләр аңа!

На наш взгляд, здесь необходимо учесть идеологическую основу перевода, где упоминание Божьего суда не входило в планы определенной цензуры. С другой стороны, в Исламе тоже есть определенный Высший суд. Поэтому эстетическая интерференция в данном случае является осознанной, и близка к интерпретации переводчика.

Более того, яңа хөкем у К. Наджми неоднозначно обозначает новую власть, которой предстоит вынести окончательный приговор творчеству А.С. Пушкина. Понятно, что по идеологическим мотивам этой властью может являться только Советская власть. А Высший суд заменен башка хөкем, дословно другой суд.

Иначе построен перевод А. Файзи, где в большей мере доминантой является культура и образы собственной литературы. Переводчик старается сохранить не столько дословный и эстетический перевод стихотворения М.Ю. Лермонтова, сколько довести до читателя основную идею произведения, жертвуя при этом потерей лингвистической точности перевода и сохранения эстетический особенностей стихотворения.

С другой стороны, часто переводчик избегает какой-либо интерференции. При этом полностью сохраняется эстетическая и экспрессивная целостность стихотворения. Например:

Не мог принять он нашей славы,
Не мог понять в сей миг кровавый
На что он руку поднимал?!
Безнең даныбызны аямады;

Кемгә кул сузуын аңламады
Ул бу соңгы, канлы сәгатьтә!..

Сравните с этим перевод К. Наджми:

Кызганмады безнең ил байлыгын,
Кемгә канлы кулын салганлыгын
Аңлый алмады ул шул вакыт!

Как видим, перевод А. Файзи намного ближе к оригиналу по ритмике и по передаче самой идеи.

Так же, как и К. Наджми, А Файзи в своем переводе допускает эстетическую интерференцию с понятием Высший суд:

Ләкин сезнең өчен дә бар хөкем!
Бар дәһшәтле судья: көтә сезне;
Сатылмый ул алтын-көмешкә.
Алдан сизеп тора һәрбер серне,
Күзе җитә аның һәр эшкә.

Интересен подход А. Файзи к передаче библейского символа-понятия тернового венка. Во-первых, переводчик не заменяет лексемы венок широким по значению татарским таҗ. Во-вторых, не прибегает к созданию собственных символов-понятий типа тигәнәк (репей) вместо терна:

Элеккесен алып, кидерделәр
Дан веногын менә аңарга.
Ләкин тирән батып керделәр
Яшерен чәнечкеләр маңгайга.

На наш взгляд, символ, который хотел передать М.Ю. Лермонтов здесь обозначен более весомо. Ведь именно через прославление поэта и сделав его мучеником, хотел высший свет как-то оправдаться за свои деяния. Именно это хотел сказать русский поэт. В переводе А. Файзи эта идея выражена несколько иначе, но, избегая библейских мотивов, переводчик правильно и точно передает саму идею. По сравнению с переводом К. Наджми, где, кроме эстетической интерференции, появляется и отход от самой первоначальной идеи.

Конечно же, в переводе А. Файзи наблюдается эстетическая интерференция, так как переводчик доминантой видит восприятие татарского читателя. А здесь, как видит А. Файзи, важно передать саму идею.

Интересен разбор еще одного фрагмента данного произведения:

Что ж, веселитесь... Он мучений
Последних вынести не мог,
Угас, как светоч дивный гений,
Увял торжественный венок.

У К. Наджми:

Я, сөенегез!.. Җиңелмәде шагыйрь
Азап дулкыннарын, чәчәде:
Нурдай сүнде гаҗәп бөек даһи,
Сулды илнең данлы чәчәге.

У А. Файзи:

Ярый инде! Шатланыгыз инде... –
Түзә алмый соңгы газапка,
Якты шәмдәй, гүзәл даһи сүнде,
Гөлләр шиңде данлы венокта.

Как видим, в данном фрагменте перевод А. Файзи лингвистически более адекватен оригиналу. В то же время этот перевод отличается тем, что здесь наблюдается эстетическая интерференция в употреблении слова светоч. Эта лексема в русском языке несет несколько значений, в том числе имеет и переносное значение. Кстати, чаще это слово в русском языке и употребляется в переносном значении. Если вспомнить творчество того же Пушкина, а позднее Некрасова, это слово в роли осветительного приспособления практически не употребляется.

А. Файзи же переводит эту лексему-значение как свеча (шәм). В татарском языке слово шәм не имеет этого переносного значения. Поэтому подобный перевод приводит к эстетической интерференции.

К. Наджми же переводит слово светоч при помощи лексемы луч (нур). Для татарского читателя лексема нур как раз является тем символом, который имеет переносное значение и близко к значению слова светоч.

Таким образом, часто переводчики сознательно прибегают к эстетической интерференции, чтобы передать некую идею или общий смысл произведения. Определенную роль в этом может сыграть идеологическая направленность собственно перевода, связанная с эпохой времени перевода.

Нередко лингвистическая адекватность при переводе приводит также к эстетической интерференции. Например, неудачное использование шәм (свеча) вместо светоч у А. Файзи. 

И, наконец, при сравнении переводов А. Файзи и К. Наджми следует сказать, что при схожести этих переводов, текст А. Фйази имеет меньше эстетической интерференции за счет того, что этот в этом переводе доминантой является передача общей идеи. Текст перевода К. Наджми более подвержен эстетической интерференции за счет того, что переводчик стремится к более адекватному лексическому переводу.

Использованная литература

Лермонтов М.Ю. Избранные сочинения в двух томах. Том I. – М.: Художественная литература, 1989. 

Лермонтов М.Ю. Сайланма әсәрләр. – Казан: Татгосиздат: Матур әдәбият секторы, 1947. – 175 б.

Нигматуллин Э.Г. Восприятие поэзии Пушкина татарскими поэтами // Научный Татарстан, 1999, № 1. 


© «Туган Тел» 2006-2018




return_links(); ?>