Переводы стихотворений Пушкина на татарский язык

Цель настоящей работы – исследование перевода стихотворений А.С. Пушкина с точки зрения эстетической интерференции.

Эстетическая интерференция, также как и языковая, представляет собой отклонение, нарушение, которая вызывается тем, что читатель чаще всего, а иногда и намеренно, воспринимает  иноязычное произведение в свете традиций родной литературы и языка.

В первую очередь, эстетическая интерференция связывается с тем, что у разных народов могут быть разные верования и обычаи. Соответственно, у таких народов появляются известные лакуны, связанные с особенностями мифологии или религии. Например, при переводе стихотворения «Пророк» наблюдается именно подобная интерференция:

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, –
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.

В переводе:

Буш сахрада ялгыз иңрәгендә
Урын тапмый сәяйх җаныма,
Өрфиядәй, Җәбраил-фәрештә
Пәйда булды минем алдымда
[1]. (112-113).


В «Энциклопедическом словаре» можно прочитать, что серафим – это ангельский чин. Не самый высокий в небесной иерархии, но это не ангелы смерти. В переводе же появляется Джебраил – ангел смерти в мусульманской религии.

Или другой пример из стихотворения «Арион»:

На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою

В переводе:

Мин элекке гимнарымны
Җырлыйм һәм таш кыя кырында
Юешләнгән киемнәремне
Киптерәм ал кояш нурында.
(26-27).


Риза – «парчовое, тканное, золотом или серебром одеяние без рукавов верхнее церковное облачение священнослужителей» [2]. Понятно, что перевести его как чапан, бешмет и т.п. нельзя. У мусульманских священнослужителей нет такой дорогой одежды и, соответственно, нет такого сравнения.

Эстетическая интерференция появляется и тогда, когда нет точного перевода какой-нибудь лексемы. Например, стихия в русском языке означает окружение, среда и т.п. Слова с подобным стилистическим и смысловым значением в татарском языке нет. Соответственно, появляется лингвистическая лакуна, которая дает при переводе и эстетическую интерференцию.

Но, на наш взгляд, в этом стихотворении автор находит простой и  достаточно точный эквивалент этому слову:

Прощай, свободная стихия!
В последний раз передо мной...

В переводе:

Хуш, ирекле, чиксез табигать!
Чагылдырып горур матурлыгың
(34-35).


Как известно, татарская поэзия вплоть до Хасана Туфана испытывала особое сильное влияние средневековой восточной поэзии. Поэзии, которая отличалась особым очарованием, сложным сплетением метафор, сравнений, пышным языковым материалом. Язык же Пушкина лаконичен, прост. Только в ранних его стихах можно отыскать церковнославянизмы. Несмотря на это, современный татарский читатель воспринимает Пушкина после стихов Сибгата Хакима и Хасана Туфана.

Нередко в переводе не передается ритмика оригинала, или переводчик отходит от тех средств, которые использует автор. Например, в стихотворении «Узник» Пушкин использует анафору как средство усиления желания к свободе. В татарском переводе этот прием утрачен:

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!..

Перевод:

Иркен кошлар бит без, очыйк әйдә
Болыт артындагы тауларга.
Зәңгәрләнеп торган диңгезләргә,
Тик җил... һәм мин очкан далага!..
(20-21).


Как видим, нарушена ритмика, не передается стремление к свободе.

Интересным фактом является перевод «Подражания Корану». Здесь наблюдается то, что в свое время Пушкин читал Коран в переводе М. Веревкина с французского языка. Пушкин, подражая Корану пытался схватить его дух и использовал для этого церковнославянские слова (вертоград, древле, длань и т.п.).

В переводе Зульфата также используются архаичные слова, заимствованные из арабского языка и фарси (җәфетләр, гареп, хәрәм, күргәзергә, жумардлык и т.п.).

Как видим, двойной перевод возвращает поэтическое произведение к своим же истокам. Например, можно отметить использование и в оригинале, и в переводе архаичных слов:

Не я ль в день жажды напоил
Тебя пустынными водами?
Нея ль язык твой одарил
Могучей властью над умами?

Перевод:

Сусап ирен чатнар көннәреңдә
Сугардым бит эссе чүлләреңне...
Минме өйрәтмәдем көчле сүзнең
Зирәкне дә хәтта җиңәрлеген?!
(100-101).


Как видим, здесь воды с церковнославянским ударением дает определенную архаичность тексту. Зульфат использует сугардым – также устаревшую форму.

Интересны передачи религиозных мотивов, которые были переделаны Пушкиным на церковнославянский лад:

Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
И брат от брата побежит,
И сын от матери отстанет.

Перевод:

Тик фәрештә ике тапкыр
Өрер Сур мөгезенә –
Килер акылга сыймаслык
Афәт дөнья йөзенә.
(103-102).


По мнению Г.Ф. Садыковой, здесь также наблюдается эстетическая интерференция. Она отмечает на появление в переводе лирических мотивов, которые у Пушкина отсутствуют. «В анализируемых переводах недостаточно сохранены суровость, известная отстраненность божества, обращающегося к своему пророку (рәсүлем, пәйгамбәрем, җанкисәгем, юккамыни билеңә кул салдым? и т.п.). В них явно прослеживаются элементы сентиментальности, усиливается лирический подтекст, чувствуется привязанность к земным ценностям. Усиление образности состояний души в текстах переводов снижает наставительный пафос» [3].

 Но в переводах А.С. Пушкина, как правило, переводчикам удается ухватить единую эстетическую целостность произведения и кроме точности и образности многие переводы дают то же эстетическое наслаждение. Например, перевод стихотворения «Зимний вечер»:

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко постучит.

Перевод:

Каплый күкне җил дә давыл,
Кар бурап уйнап йөри,
Бер бүре кебек улый ул,
Бер бала кебек елый.
Я кинәт кыштырдый капшап, –
Йорт саламын туздыра,
Я шакый тәрәзәне, охшап
Соңга калган юлчыга.
(38-39)


Подытоживая сказанное, можно отметить следующие особенности перевода стихотворений А.С. Пушкина на татарский язык:

  • эстетическая интерференция появляется за счет лингвистических лакун. Здесь большинство переводчиков находят достаточный точный эквивалент таким лакунам, и это не отражается на эстетическом восприятии текста;
  • во втором случае эстетическая интерференция появляется за счет того, что переводчик не улавливает точную «ямбическую» ритмику А.С. Пушкина;
  • нередко переводы, которые сделаны дословно, имеют недосточную эстетическую ценность для татарского читателя, и, наоборот, некоторые переводы, сделанные достаточно вольно, передают эстетическую полноценность пушкинского стиха. Например, «На холмах Грузии лежит ночная мгла».

 

Использованная литература

  1. Нигматуллин Э.Г. Восприятие поэзии Пушкина татарскими поэтами // Научный Татарстан, 1999. – №1.
  2. Пушкин А.С. Хәтерлим мин гүзәл бер мизгелне. А.С. Пушкин татар шагыйрьләре тәрҗемәсендә. – Казан: Мәгариф, 1999. – 141 б.
  3. Садыкова Г.Ф. Разновременные переводы «Подражаний Корану» А.С. Пушкина на татарский язык // Сопоставительная филология и полилингвизм. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. – Казань: КГУ, 2002. – С. 364-366.
  4. Советский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1984.

 

Примечания

[1] Здесь и далее цитаты приводятся по книге Пушкин А.С. Хәтерлим мин гүзәл бер мизгелне. А.С. Пушкин татар шагыйрьләре тәрҗемәсендә. – Казан: Мәгариф, 1999. – 141 б.

[2] Советский энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1984. – С. 1121.

[3] Садыкова Г.Ф. Разновременные переводы «Подражаний Корану» А.С. Пушкина на татарский язык // Сопоставительная филология и полилингвизм. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. – Казань: КГУ, 2002. – С. 365.

© «Туган Тел» 2006-2018




return_links(); ?>